Вынесенный комментарий к "Письму второму" Леонида Латынина

latynin.livejournal.com/119421.html

Так случилось, что я оказался один в этнографическом музее Стокгольма. Надписи были по-шведски. Я перестал понимать, куда можно идти, а куда нельзя, ибо двери, когда я подходил к ним, открывались сами. Незнание и невежество или нечто завели меня в запасники музея. И, наконец, в комнату, где бессистемно, хаотично и вразброд стояла древняя скульптура. Это был шок, который не проходит у меня много лет. От этих групп веяло мистической завораживающей, пронзающей тебя и меняющей тебя энергией, которую можно было увидеть. И к которой можно было прикоснуться. Пришли служители, по жестам я понял, что мне предлагаю вернуться в парадные залы. Но ощущение плоти этой энергии вышли в эти залы вместе со мной.

Прочитал последний абзац и не мог не вспомнить то, что осознал – да и осознал ли полностью? – лишь  много лет спустя. Тогда, едва начав работать, я не был готов к этим встречам, но они произошли. Об одной из них писал - http://www.port-folio.org/part5.htm,  а другая – тоже уже не с человеком прямо, а через его творчество, ожила вот сейчас, когда читал это Ваше письмо. Это был 1969-ый год в Алма-Ате. Я ничего не знал об Исааке Иткинде – ни посвящённых ему мандельштамовских строк: «Был старик, застенчивый, как мальчик, Неуклюжий, робкий патриарх», ни ... да что там?! – вообще ничего! Слышал только, что его во время «оттепели» случайно нашёл на окраине Алма-Аты журналист, обративший внимание на мокнущие во дворе перед какой-то землянкой замечательные деревянные скульптуры – оказалось, что это Исаак Иткинд, о котором и в Москве-то, откуда он исчез в 1937-ом, мало кто вспомнить мог и многие думали, что его в живых нет. Благодаря этому журналисту он получил квартирку, в которой и дожил последние годы жизни, а скульптуры его остались в запасниках Шевченковской галереи.Уже потом, вернувшись в Ленинград, разыскал его маленькую скульптуру в Русском музее. Сейчас уже есть  статья о нём в «Википедии»  и кое-какие воспоминания (http://focus.kz/ru_culture/3608/; http://www.sem40.ru/arts/provinsia.shtml ). Но многое в них поражает – известен год его смерти, но не месяц и день; уж какая должна была быть старость одинокая и заброшенная; как-то и маловато, и не без «лакировочки» о сделанном для него после его обнаружения ... Но всё это – потом, теперь, а тогда ...   Сентябрь 1969-го ... М.Н. Меллер – мне: «Давайте-ка я Вам Иткинда покажу ... пока ещё цело». Наверно, она могла бы многое рассказать, но тогда, что-то во мне уловив, сказала: «Ну, Вы здесь побудьте, а я потом подойду» и исчезла на час. Было уже изрядно за полдень. Мягкое солнце не слишком освешало помещение, а лампочки были довольно маломощные. Но смешанное это освещение так ложилось на несколько десятков фигур, что заговори они – я бы не удивился. Их жизнь под открытым небом отражалась в ранах и шрамах природных артефактов, но это придавало им какую-то глухую и особую внутреннюю силу. Ходил, рассматривал, трогал, гладил ...с  Иткиндом, с историей, с этой судьбой, которую тогда воспринимал одновременно и как жутковатую современность, и как открывшуюся в ней и через неё вечность. А с М.H. Меллер мы в те дни так о нём и не поговорили. Целы ли его скульптуры, сохранились ли и как, где – не знаю. Но Ваш рассказ очень живо напомнил тот вечер.